Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков] - Фредерик Дар

— Заткнись! — крикнул Франк, бросившись на него.

Он схватил Гесслера за горло, не обращая внимания на крики Лизы и попытки Паоло разнять их. Когда он отпустил его, адвокат был пунцового цвета и задыхался. И все же немцу удалось улыбнуться.

— Как этой женщине удалось сделать из меня преступника? Своим телом или своей душой? И что было бы предпочтительнее для вас: что я занимался с ней любовью или что я учил ее немецкому языку? — задыхаясь, выговорил адвокат. — Подумайте хорошенько, потому что проблема заключается именно в этом, именно в этом лежит великая тайна!

Его лицо приняло нормальный цвет. Погладив себя по шее — он еще чувствовал боль — Гесслер с ненавистью смерил Франка взглядом и продолжал:

— Да, милейший, я люблю Лизу. Все, что я сделал, я сделал ради нее. Однажды днем, вы припоминаете, Лиза, мы прогуливались с вами по берегу Ауссен-Альстера. Дело было зимой, и все здания в Гамбурге были как из мрамора. Озеро уже замерзало, в его лед вмерзла барка. Вы сказали мне: «Я похожа на нее — я раздавлена отсутствием Франка. Если он вскорости не выйдет из тюрьмы, я потеряю все человеческое». Не так ли, Лиза? Это — ваши собственные слова.

Она закрыла глаза рукой.

— Мы гуляли там около часа, — продолжила Лиза. — Я как сейчас вижу белые от изморози лужайки, пустые скамейки…

Тоскливое состояние любовницы угнетало Франка.

— Боже мой, Лиза, — сказал он, — мне кажется, что я начинаю понимать. Ты больше не была влюблена в меня, ты была влюблена в мое отсутствие. Влюблена в свою тоску, в свое одиночество. Влюблена в Гамбург и, может быть, в конце концов, влюблена в Гесслера.

— Ты все разрушаешь собственными руками, Франк, — ответила она.

— Вы вместе гуляли… на берегу озера… зимой!

Снаружи до них донесся шум полицейских сирен, рев моторов, свистки. Подбежав к стеклянной двери, Фредди рискнул выглянуть на улицу.

— Если бы ты видел всю эту суматоху! — вырвалось у него. — От военной формы в глазах темно. Как в мае сорокового!

Паоло скорчил свою знаменитую гримасу.

— Признайтесь, что было бы глупо попасться за несколько минут до прихода корабля.

С яростным видом, как обвинитель, он ткнул указательным пальцем во Франка:

— Мы сидим на бочке с порохом, а ты тут выпендриваешься с Лизой. Надеюсь, что завтра, когда ты уже будешь в Дании, то, наконец, усвоишь, что ты свободен, а жизнь прекрасна!

Лиза почувствовала надежду, заключенную в этих словах, поэтому она бросилась к Франку, пытаясь защитить его, неизвестно от какой напасти.

— Он прав, Франк, ты сам увидишь…

Франк на мгновение прижал ее к своей груди.

— Все правильно, — согласился он, — Дания… Ты мне поможешь?

— Я помогу тебе, — с жаром пообещала Лиза.

— Ты думаешь, мне когда-нибудь удастся забыть эти пять лет?

— Да, Франк.

— Я говорю не о своих пяти годах, — поправил беглец, приподнимая подбородок Лизы, — а о твоих.

— Я знаю.

— Когда-нибудь я снова начну верить тебе?

Она покачала головой.

— В глубине души ты уже веришь мне, Франк!

— Ты скажешь мне: «Я никогда не спала с Гесслером», и это прозвучит так очевидно, да?

— Я никогда не спала с Гесслером, Франк!

— И ты не испытываешь никаких чувств к нему?

Она медленно, с опаской посмотрела на адвоката. Выпрямившись на стуле, сложив руки на коленях, Гесслер, казалось, ничего не слышал.

— Ничего, Франк, только глубокую признательность!

— Это также, — сказал он, — нужно будет забыть. Ну, это совсем просто.

— Я забуду!

— А немецкий? — внезапно спросил он.

— Что, немецкий?

— Ты и язык забудешь?

— Как будто никогда и не знала его, любимый.

— Ты мне клянешься?

— Клянусь тебе!

— Ты больше никогда не вспомнишь об Ауссан-Альстере, покрытом льдом?

— Никогда, — пообещала она.

Лиза как будто перешла в другое измерение. Все вернулось на круги своя, их окружал совершенно благостный мир. Несмотря на внешнюю опасность, они ощущали полнейшую безмятежность.

— И ты забудешь, каким выглядит парк зимой, с изморозью и деревьями из мрамора?

— Навсегда забуду!

Он грубо оттолкнул ее. Лицо его исказилось.

— И ты надеешься, что я поверю тебе, Лиза?

— Франк!

— Лгунья! Грязная лгунья! Шлюха и лгунья!

Зажав уши руками, она качала головой.

— О! Нет! Перестань! Я схожу с ума!

— До недавнего времени ты лгала мне. Неужели ты хочешь, чтобы сейчас я поверил тебе?

— Я не лгала тебе, Франк!

— Ты говорила мне, что встречалась с Гесслером раз в неделю, а надо было сознаться, что вы виделись каждый день. Ты говорила мне, что приходила в его кабинет, хотя на самом деле он являлся в твою комнату!

Внезапно его голос прервался рыданием.

— В твою комнату! — подавленно повторил Франк. — А я никогда и не видел твоей комнаты, Лиза! Никогда! Хотя ты и рассказывала мне об обоях, об обстановке, о картинах на стенах…

— Это — как с твоей камерой, — возразила Лиза. — Я ведь тоже никогда не видела ее. И все же камеру легко представить себе! Даже слишком легко: я так и не смогла сделать этого!

Она продолжала с нарастающим пылом:

— Именно в этой камере ты не отвечал на мои письма! Ты молчал, сидя у себя в камере, а я сходила с ума от этого молчания. Ты мучаешься вопросом, не изменила ли я тебе. А я спрашиваю себя, не забыл ли ты меня.

— Забыл? — переспросил он.

Вышло похожим на стон. Когда Франку становилось плохо, Лиза все прощала своего любовнику. Он был хрупким ребенком, ребенком, потерявшимся в этом мире. Одинокий ребенок.

— Ни на мгновение я не забывал тебя, — продолжал он. — Лиза! Ни на долю секунды!

— Ты сам сказал это, — заметила молодая женщина. — Видишь ли, Франк, чтобы убедить друг друга, у нас остались только слова. Этого могло бы хватить. Я бы хотела, чтобы их хватило, но именно ты решил, что одних слов недостаточно!

Подошедший Паоло положил им руки на плечи.

— Ты должен поверить ей, Франк!

Фредди не хотел оставаться в стороне.

— Превосходно, — одобрил он. — Раз уж ты сказал, что мы присяжные заседатели, вот наш вердикт: вы должны поверить друг другу!

Паоло счел нужным продолжить.

— Ты забываешь, что в течение этих пяти лет мы тоже видели Лизу. Конечно, не каждый день. Раз в пять или шесть месяцев. Когда видишься с кем-то каждый день, то не замечаешь изменений, происшедших в эт, ом человеке. Но если раз в пять или шесть месяцев, то это бросается в глаза, Франки. Ты согласен?

— Куда ты клонишь? — спросил Франк.

— А вот куда: Лиза не менялась. Правда, Фредди?

Фредди ласково посмотрел на Лизу. Он всегда испытывал некоторую нежность к подружке Франка.

— Точно, — поспешил ответить он, — всегда такая же молодая!

— Ну что за м…к! — протестующе выкрикнул Паоло. — Я толкую о ее внутреннем настроении. Понял, дубина? Ее отношение к тебе, Франк, совершенно не менялось. Чувствовалось, что годы нисколько не изменили ее чувств к тебе. Нисколько! Я должен был сказать тебе это… Наверное, я должен был раньше сделать это, но такая мысль не пришла мне в голову.

С улицы донесся резкий звук сирены. Выглянувший наружу Фредди выругался.

— Пожарные с автокраном! — объяснил он. — Спорим, что они уже нашли фургон?

— Им понадобится не меньше двадцати минут, чтобы вытащить его из воды. Пока же они не знают, внутри фургона Франк или нет!

И Паоло посмотрел на свои часы. Это были старые никелированные часы в серых пятнах, с пожелтевшим циферблатом. Его первые в жизни часы. Паоло приобрел их на заработанные гроши еще в ту пору, когда честно трудился.

— Через какие-то четверть часика мы сможем спеть песенку «Прощай, мой миленький дружок, нас ждет уже кораблик».

Подавленное состояние Гесслера смущало Франка. Молчание и неподвижная поза адвоката угнетали его. Он казался Франку отвесной скалой, которую он тщетно пытается разбить.

— Ну так что же, господин преподаватель немецкого языка, — обратился он к Гесслеру, — почему вы ничего не говорите?

— Мне больше нечего сказать!

— А попрощаться с Лизой?

— Уже.

Вызывающая улыбка слетела с лица Франка, как маска, у которой оторвали резинку.

— Когда? — спросил он.

— Уже!

Франк яростно стукнул ногой по груде телефонов, валявшихся на полу. Ему хотелось все уничтожить, превратить в прах это грустное помещение, доки, сам город…

— Ты видишь, Лиза! Вот это мне и не нравится — эти подводные течения в ваших отношениях, эти вечные недомолвки. То он рассказывает тебе о филодендронах, то он утверждает, что уже попрощался с тобой, то он… С меня довольно! Все меня слышали? С меня довольно! А вообще-то, если бы у тебя хватило смелости сказать мне: «Да, я была его любовницей, я переспала с ним, чтобы заставить его мне помочь», такой честный разговор был бы мне больше по вкусу. Какое-то время я бы страдал, но затем вылечился бы.